ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга] - Николай Зенькович

Вопрос. Скажите, Александр Сергеевич, не кажется ли вам, что вот этот инцидент, назовем его так, является еще одним аргументом в пользу немедленной департизации органов КГБ и армии?

Дзасохов. Я считаю, что путь к обеспечению правопорядка, конституционности лежит только через законы, не обязательно только через департизацию. В каждом государстве, а мы являемся крупным, самобытным государством, существуют свои традиции, которые, кстати говоря, и в современной политической практике не предполагают департизации. В мировой практике одним из ключевых прав гражданина является выбор политических воззрений. Что касается нашего отношения к известному указу президента РСФСР о департизации, то оно в развернутой форме было дано. Это процесс. Кстати, мы пытаемся с авторами указа и с самим Ельциным эти вопросы обсуждать.

Вопрос. Отношение армейских коммунистов и, в частности, члена Политбюро ЦК КПСС товарища Суркова к этому событию?

Голоса. Где Сурков? Это вопрос самому Суркову. Найдите его и задавайте этот вопрос. Сурков не выполнял никаких поручений Политбюро и Секретариата... Сурков не является... Он партийный работник... Он никакой... Найдите Суркова, задайте ему этот вопрос.

Вопрос. Мой вопрос к Калашникову. Владимир Валерьянович, не считаете ли вы, что если я, допустим, человек бедный, то какой путь выхода из бедности изберу: грабеж или воровство? Это что, меня спасает от тюрьмы? Почему вы называете преступные действия ошибкой?

Калашников. Я вам сказал, что мы все сейчас — заложники войны законов. Комитет руководствовался союзным законом, который дает возможность президенту страны ввести временно чрезвычайное положение на ряде территорий с немедленным представлением и утверждением этого шага Верховным Советом СССР.

Вопрос. Все вы четверо — руководители партии.

Спрашиваю: надо ли ждать решения ЦК партии, пленума, чтобы обсуждать недвусмысленное поведение этих высокопоставленных членов Компартии?

Дегтярев. Руководителями партии они не являются, они являются членами руководящего органа. Руководство партии — Политбюро и Секретариат.

Лучинский. И никакими не высокопоставленными.

Вопрос. Здесь все время говорится об одной версии хунты, а в стенах Верховного Совета РСФСР дискутируется другая версия. Ельцин и Хасбулатов заявили однозначно, что Лукьянов был в курсе всех этих событий. Муссируется версия, якобы Лукьянов на встрече с руководителями «Союза» говорил, что Бакланов перед этими событиями летал к Горбачеву, и Горбачев в курсе, и вообще это все появилось в результате согласованных действий Генерального секретаря и остального окружения, чтобы повлиять на правительство России. Ваше отношение к этой версии? Она уже в ходу и наверняка будет опубликована.

Калашников. Вы знаете, я две недели — секретарь ЦК, и больше всего меня в этой ситуации возмущает одна вещь. Я так же пользуюсь слухами, как и вы, больше никакой достоверной информации по этим событиям не имею. Я не могу вам сказать, летал или не летал Бакланов, что Лукьянов знает и чего не знает. Быть в ситуации заложника решений, которые принимаются за спиной партии и за которые несет ответственность партия, я не хочу. И об этом на пленуме ЦК скажу громче, чем здесь, и приведу определенные примеры.

Товарищи, я призываю вас к одному логическому рассуждению. Подумайте, что поставили на карту эти люди, когда шли на то, на что они пошли. И может ли быть в этом случае какой-то предмет сговора для одной из сторон, потому что одна из них здесь проигрывает, извините, начисто и насовсем. Так не бывает. Таких сговоров в политике не может быть.

А теперь небольшой комментарий к стенограмме пресс-конференции.

В Секретариате ЦК, сказал Дзасохов, выступили за то, чтобы пленум ЦК собрался немедленно, двадцатого числа. Многие члены Центрального Комитета уже прибыли в Москву, особенно из отдаленных районов. «Но условия, которые подоспели,— цитирую Александра Сергеевича, — а они развивались как снежный ком, в том числе и понятия, которые были продекларированы в связи с чрезвычайным положением в городе й реальной ситуации, не позволили нам сделать это».

Относительно проведения пленума слухи по ЦК действительно ходили. Пленум предполагалось провести не в Кремле, как обычно, а в комплексе зданий на Старой площади. Точнее— в малом конференц-зале в шестом «А» подъезде. Я сам, собственными глазами видел вывеску «Пресс-центр» на дверях одной из комнат рядом с конференц-залом, где должны были мы находиться. Готовили к пленуму и конференц-зал, там суетились связисты, электрики, осветители.

Однако пленум решили не проводить, и прибывшие члены ЦК из отдаленных районов покупали билеты на обратный путь. С некоторыми из них я столкнулся у железнодорожной кассы управления делами ЦК. Они были в недоумении: велено ехать назад. Что с генсеком— никакой ясности. И в этот смутный час их удаляют из Москвы.

Очевидно, Дзасохов имел в виду вопрос о проведении пленума, когда говорил, что «обсуждение проходило довольно дискуссионно, в сложной обстановке. И тут были определенные нюансы, хотя к общему знаменателю и к сути тех позиций, о которых я вам сообщил, мы все пришли».

Только через два месяца станет известно, кто был противником проведения пленума двадцатого августа. Этот человек— второе лицо в партии, заместитель Генерального секретаря Владимир Антонович Ивашко. Первый день путча застал его в подмосковном санатории, где он находился уже более двух недель после операции. В «Барвихе», так называется этот санаторий, Владимир Антонович проходил реабилитацию после больничного лечения. Там же находился еще один секретарь ЦК— Андрей Николаевич Гиренко.

Ему, оказывается, и поручил заместитель генсека съездить в ЦК и попытаться получить дополнительную информацию о происходящем. Вернувшись со Старой площади в «Барвиху», Гиренко проинформировал Владимира Антоновича, что в аппарате идут разговоры о созыве пленума двадцатого августа. На «разведку» Гиренко ездил девятнадцатого и вернулся к заместителю генсека в тот же день, ближе к обеду,

Что предпринимает заместитель Генерального секретаря? Через два месяца он честно признается: время, история рассудят, прав ли он тогда был или нет, но он сразу же пришел к выводу, что собирать пленум в той обстановке — непоправимая ошибка.

Логика рассуждений заместителя генсека такова.

— У меня перед глазами еще стоял апрельский пленум, на котором М.С.Горбачев ставил вопрос о своей Отставке, — признавался Ивашко. — Я председательствовал на этом пленуме, там остался хороший кусок моей жизни, и впечатления были еще живы. Я отчетливо себе представлял, что пленум сразу же поставит вопрос: «Где Генеральный секретарь?» На этот вопрос я, естественно, ничего вразумительного ответить не мог, тем более что пошли уже всевозможные слухи. Даже сам факт созыва пленума без Генерального секретаря означал бы своего рода переворот в партии. Так можно ли было в такой ситуации собирать пленум? Идем дальше. На этом пленуме немедленно бы часть членов ЦК ушла в знак протеста, это уж точно. В то же время, не знаю сколько, но кто-то бы остался, и уж тогда коллективный орган был бы втянут в переворот и в государстве, и в партии.

Двадцатого августа поздно вечером к Ивашко приехал Дзасохов и подтвердил опасения заместителя генсека на этот счет. Посоветовавшись, решили выпустить в эфир короткое сообщение Секретариата ЦК о том, что В. А. Ивашко поставил вопрос о встрече с Генеральным секретарем. Вот и все действия Секретариата ЦК.

Неспроста, когда на пресс-конференции двадцать первого августа Дзасохов сказал: «В конце концов больше всего пострадала наша партия, ведь это наш Генеральный секретарь был арестован...», в зале засмеялись. Смеялись над руководителями партии, которые лишь на третий день путча, когда заговорщики были уже практически повержены, «рискнули» прилюдно проявить беспокойство о своем арестованном лидере. Смеялись над представителями высшей иерархии партийной власти, которые двое суток «мучительно взвешивали» и «размышляли», прежде чем в дипломатических выражениях публично отмежевались от ГКЧП.

На мой взгляд, ведущие пресс-конференцию не поняли, отчего журналисты в зале вдруг развеселились. Секретари ЦК неуклюже маневрировали, пытаясь уйти от острых вопросов. А они били прямо в глаза; верили ли вы лично с самого начала в версию о проблемах со здоровьем Горбачева? Дайте свою личпую оценку происшедшим событиям девятнадцатого августа: что это — переворот, путч, заговор с целью захвата власти? Не могли бы вы кратко охарактеризовать расстановку сил на заседании Секретариата ЦК — вы сказали, что оно проходило в острой дискуссии? Если вы были так уверены, что ГКЧП — это незаконное формирование, почему не стали выпускать подпольные газеты, как это сделали многие издания, выходившие в те дни на ксероксе и распространявшиеся разными подпольными способами?